Мцыри. Лермонтов М. Ю.

          Немного лет тому назад
          Там, где сливался, шумят,
          Обнявшись, будто две сестры,
          Струи Арагви и Куры,
          Был монастырь...
          Теперь один старик седой,
          Развалин страж полуживой,
          Людьми и смертию забыт,
          Сметает пыль с могильных плит,
          Которых надпись говорит
          О славе прошлой — и о том,
          Как, удручен своим венцом,
          Такой-то царь в такой-то год
          Вручал России свой народ.
    “Однажды русский генерал из гор к Тифлису проезжал...” С ним был пленный умирающий ребенок лет шести, который отказывался от пищи. Один монах пожалел ребенка и оставил его в монастыре. Но рос он нелюдимым, одиноким, ему были чужды детские игры... Он тосковал по родине. Однако постепенно он как будто привык к плену, выучил чужой язык, был окрещен и уже собирался принять монашеский обет, когда вдруг исчез.
          Три Дня все поиски по нем
          Напрасны были, но потом
          Его в степи без чувств нашли
          И вновь в обитель принесли.
    Но юноша увядает, уже приближается его конец. К нему приходит исповедник, просит его поговорить с ним, и Мцыри открывает уста:
          Ты слушать исповедь мою
          Сюда пришел, благодарю.
          Все лучше перед кем-нибудь
          Словами облегчить мне грудь;
          Но людям я не делал зла,
          И потому мои дела
          Не много пользы вам узнать, —
          А душу можно ль рассказать?
          Я мало жил и жил в плену.
          Таких две жизни за одну,
          Но только полную тревог,
          Я променял бы, если б мог...
    Мцыри признается старику, что в душе его всегда была единственная пламенная страсть — к свободе. “Зачем ты спас меня?” — упрекает он старика. Ведь жить ему пришлось в плену, он никому не мог сказать священных слов “отец” и “мать”. И вот Мцыри, как жил в земле чужой, умрет рабом и сиротой.
    “Меня могила не страшит... — говорит юноша, — но с жизнью жаль расстаться мне. Я молод, молод... Пускай ты слаб, ты сед... Ты жил, старик! Тебе есть в мире что забыть! Ты жил, — я также мог бы жить!”
    Мцыри рассказывает о прекрасной природе, среди которой он оказался.
           Вдали я видел сквозь туман
           В снегах, горящих, как алмаз,
           Седой незыблемый Кавказ;
           И было сердцу моему
           Легко, не знаю почему.
           Мне тайный голос говорил,
           Что некогда и я там жил,
           И стало в памяти моей
           Прошедшее ясней, ясней...
    Ему вспоминается отцовский дом, в тени рассыпанный аул, домой бегущие табуны, лай знакомых псов. Он вспоминает смуглых стариков, блеск кинжалов длинных... А вот и отец, как живой, в своей одежде боевой, молодые сестры и звук их песен над его колыбелью-Мцыри говорит старику:
           Ты хочешь знать, что делал я
           На воле? Жил — и жизнь моя
          'Без этих трех блаженных дней
           Была б печальней и мрачней
           Бессильной старости твоей.
    Мцыри давно хотелось взглянуть на дальние поля, посмотреть на землю, на природу, понять, “для воли иль тюрьмы” родится человек. Он проводит ночь у обрыва, утром спускается вниз, к потоку. И видит, как к потоку приходит за водой прекрасная грузинка. Он не тревожит ее покоя. У него одна цель — пройти в родимую страну, ради этого он превозмогает чувствоголода. Мцыри заблудился в лесу и, зная, что он один, позволил себе заплакать от отчаяния. Проснулся он на лесной поляне от шума: из чащи выскочил могучий барс. В схватке с барсом Мцыри побеждает. Это убеждает его в том, “что быть бы мог в краю отцов не из последних удальцов”. Израненный, он вышел из леса и вдруг понял, что края эти ему знакомы, — он вернулся туда, откуда бежал. И смутно понял я тогда Что мне на родину следа Не проложить уж никогда. Мцыри теряет сознание, бредит, в таком состоянии его находят монахи и приносят обратно в монастырь. Да, заслужил я жребий мой! Могучий конь, в степи чужой, Плохого сбросив седока, На родину издалека Найдет прямой и краткий путь... Что я пред ним?.. На мне печать свою тюрьма Оставила... Прощай, отец... дай руку мне: Ты чувствуешь, моя в огне... Знай, этот пламень с юных дней, Таяся, жил в груди моей; Но ныне пищи нет ему, И он прожег свою тюрьму И возвратится вновь к тому, Кто всем законной чередой Дает страданье и покой... Мой дух найдет себе приют... Увы! — за несколько минут Между крутых и темных скал, Где я в ребячестве играл, Я б рай и вечность променял... Мцыри просит похоронить его в монастырском саду, где растут две акации... “Оттуда виден и Кавказ!”