Всадники. Аристофан

  Всадники высту­пали двумя полу­хо­риями и, чтобы было смешнее, скакали на игру­шечных дере­вянных лошадках. А перед ними актеры разыг­ры­вали шутов­скую пародию на афин­скую поли­ти­че­скую жизнь. Хозяин госу­дар­ства — старик Народ, дряхлый, ленивый и выживший из ума, а его обха­жи­вают и улещают хитрые поли­ти­каны-дема­гоги: кто угод­ливее, тот и сильнее. На сцене их четверо: двух зовут насто­я­щими именами, Никий и Демо­сфен, третьего зовут Кожевник (насто­ящее имя ему Клеон), а четвер­того зовут Колбасник (этого глав­ного героя Аристофан выдумал сам).
  Для мирной агитации время было трудное. Никий и Демо­сфен (не коме­дийные, а насто­ящие афин­ские полко­водцы; не путайте этого Демо­сфена с одно­именным знаме­нитым оратором, который жил на сто лет позже) только что возле города Пилоса взяли в окру­жение большое спар­тан­ское войско, но разбить и захва­тить в плен его не могли. Они пред­ла­гали восполь­зо­ваться этим для заклю­чения выгод­ного мира. А противник их Клеон (он и вправду был ремес­лен­ником-кожев­ником) требовал добить врага и продол­жать войну до победы. Тогда враги Клеона пред­ло­жили ему самому принять коман­до­вание — в надежде, что он, никогда не воевавший, потерпит пора­жение и сойдет со сцены. Но случи­лась неожи­дан­ность: Клеон одержал при Пилосе победу, привел спар­тан­ских плен­ников в Афины, и после этого от него в поли­тике уже совсем не стало проходу: кто бы ни пытался спорить с Клеоном и обли­чать его, тому сразу напо­ми­нали: «А Пилос? а Пилос?» — и прихо­ди­лось умол­кать. И вот Аристофан взял на себя немыс­лимую задачу: пере­смеять этот «Пилос», чтобы при любом упоми­нании этого слова афиняне вспо­ми­нали не Клео­нову победу, а Аристо­фа­новы шутки и не горди­лись бы, а хохо­тали.
  Итак, на сцене — дом хозяина Народа, а перед домом сидят и горюют два его раба-прислуж­ника, Никий и Демо­сфен: были они у хозяина в милости, а теперь их оттер новый раб, негодяй кожевник. Они двое зава­рили славную кашу в Пилосе, а он выхватил ее у них из-под носа и поднес Народу. Тот хлебает, а кожев­нику бросает все лакомые кусочки. Что делать? Посмотрим в древних пред­ска­за­ниях! Война — время тревожное, суеверное, люди во множе­стве вспо­ми­нали (или выду­мы­вали) старинные темные проро­че­ства и толко­вали их приме­ни­тельно к нынешним обсто­я­тель­ствам. Пока кожевник спит, украдем у него из-под подушки самое главное проро­че­ство! Украли; там напи­сано: «Худшее побеж­да­ется только худшим: будет в Афинах канатчик, а хуже его скотовод, а хуже его кожевник, а хуже его колбасник». Политик-канатчик и политик-скотовод уже побы­вали у власти; теперь стоит кожевник; надо искать колбас­ника.
  Вот и колбасник с мясным лотком. «Ты ученый?» — «Только коло­туш­ками». — «Чему учился?» — «Красть и отпи­раться». — «Чем живешь?» — «И передом, и задом, и колба­сами». — «О, спаси­тель наш! Видишь вот этот народ в театре? Хочешь над ними всеми быть прави­телем? Вертеть Советом, орать в собрании, пить и блудить на казенный счет? Одной ногой стоять на Азии, другой на Африке?» — «Да я низкого рода!» — «Тем лучше!» — «Да я почти негра­мотен!» — «То-то и хорошо!» — «А что надо делать?» — «То же, что и с колба­сами: покруче заме­шивай, покрепче подса­ливай, польстивей подсла­щивай, погромче выкли­кивай». — «А кто поможет?» — «Всад­ники!» На дере­вянных лошадках на сцену въез­жают всад­ники, преследуя Клеона-кожев­ника. «Вот твой враг: превзойди его бахваль­ством, и отече­ство — твое!»
  Начи­на­ется состя­зание в бахваль­стве, пере­ме­жа­емое драками. «Ты кожевник, ты мошенник, все твои подметки — гниль!» — «А зато я целый Пилос проглотил одним глотком!» — «Но сперва набил утробу всей афин­скою казной!» — «Сам колбасник, сам кишочник, сам объедки воровал!» — «Как ни силься, как ни дуйся, все равно пере­кричу!» Хор коммен­ти­рует, подзу­жи­вает, поми­нает добрые нравы отцов и нахва­ли­вает граж­данам лучшие наме­рения поэта Аристо­фана: были и раньше хорошие сочи­ни­тели комедий, но один стар, другой пьян, а вот этого стоит послу­шать. Так пола­га­лось во всех старинных коме­диях.
  Но это — присказка, главное впереди. На шум из дома запле­та­ю­щейся походкой выходит старый Народ: кто из сопер­ников больше его любит? «Если я тебя не люблю, пусть меня раскроят на ремни!» — кричит кожевник. «А меня пусть нарубят на фарш!» — кричит колбасник. «Я хочу твоим Афинам власти над всей Грецией!» — «Чтобы ты, Народ, страдал в походах, а он нажи­вался от каждой добычи!» — «Вспомни, Народ, от скольких заго­воров я тебя спас!» — «Не верь ему, это сам он мутил воду, чтобы рыбку поло­вить!» — «Вот тебе моя овчина греть старые кости!» — «А вот тебе поду­шечка под зад, который ты натер, гребя при Сала­мине!» — «У меня для тебя целый сундук благих проро­честв!» — «А у меня целый сарай!» Один за другим читают эти проро­че­ства — высо­ко­парный набор бессмыс­ленных слов — и один за другим их толкуют самым фанта­сти­че­ским образом: каждый на пользу себе и во зло против­нику. Конечно, у колбас­ника это полу­ча­ется гораздо инте­ресней. Когда конча­ются проро­че­ства, в ход идут обще­из­вестные пого­ворки — и тоже с самыми неожи­дан­ными толко­ва­ниями на злобу дня. Наконец дело доходит до присловья: «Есть, кроме Пилоса, Пилос, но есть еще Пилос и третий!» (в Греции действи­тельно было три города под таким назва­нием), следует куча непе­ре­во­димых калам­буров на слово «Пилос». И готово — цель Аристо­фана достиг­нута, уже ни один из зрителей не вспомнит этот Клеонов «Пилос» без весе­лого хохота. «Вот тебе, Народ, от меня похлебка!» — «А от меня каша!» — «А от меня пирог!» — «А от меня вино!» — «А от меня жаркое!» — «Ой, кожевник, погляди-ка, вон деньги несут, пожи­виться можно!» — «Где? где?» Кожевник броса­ется искать деньги, колбасник подхва­ты­вает его жаркое и подносит от себя. «Ах ты, негодяй, чужое от себя подно­сишь!» — «А не так ли ты и Пилос себе присвоил после Никия и Демо­сфена?» — «Не важно, кто зажарил, — честь поднес­шему!» — провоз­гла­шает Народ. Кожев­ника гонят в шею, колбас­ника провоз­гла­шают главным совет­ником Народа. Хор подпе­вает всему этому купле­тами во славу Народа и в поно­шение такого-то разврат­ника, и такого-то труса, и такого-то казно­крада, всех — под собствен­ными именами.
  Развязка — сказочная. Был миф о колдунье Медее, которая бросала старика в котел с зельями, и старик выходил оттуда молодым чело­веком. Вот так за сценою и колбасник бросает старый Народ в кипящий котел, и тот выходит оттуда молодым и цветущим. Они шествуют по сцене, и Народ вели­че­ственно объяв­ляет, как теперь хорошо будет житься хорошим людям и как поделом попла­тятся дурные (и такой-то, и такой-то, и такой-то), а хор раду­ется, что возвра­ща­ются старые добрые времена, когда все жили привольно, мирно и сытно.