Урок дочкам. Крылов И. А.

  Среди первых оригинальных русских комедий «урока» выде­ляется пьеса Ивана Андреевича Крылова (1807) «Урок дочкам», поднимавшая актуальнейшую проблему времени — распростра­нившееся увлечение всем иностранным и пренебрежение русским, национальным. Проблема, как известно, не потеряла своей акту­альности до сих пор.

  Фёкла и Лукерья, дочери дворя­нина Вель­ка­рова, воспи­ты­ва­лись у своей тётки гувер­нанткою мадам Григри «на последний манер». Отец приехал со службы к ним в Москву и решил взять дочерей к себе. Модницы рассер­дили старика тем, что «отва­дили грубо­стями и насмеш­ками» его родных и друзей и всё время пригла­шали к себе в дом «нерусей». У Вель­ка­рова лопнуло терпение, и он привёз дочек в деревню.
  Здесь отец запре­щает Фёкле и Лукерье гово­рить по-фран­цузски, что явля­ется для них самым большим нака­за­нием. И даже всем своим гостям Вель­каров прика­зы­вает гово­рить только по-русски. Чтобы дочки не ослу­ша­лись, Вель­каров пристав­ляет к ним старую няню Васи­лису, которая следит за каждым шагом девушек.
  У бары­шень есть горничная Даша. Ещё в Москве соби­ра­лась она выйти замуж за Семёна, да только ни у жениха, ни у невесты не было денег. Свадьба была отло­жена до тех времен, пока деньги появятся. Служа у дворя­нина Честона, Семён ездил с ним в Пе тербург. Там Честон разо­рился и был вынужден «на самом лёгком ходу» ехать в армию «бить бусур­манов». Зане­могший дворянин оста­но­вился в деревне Вель­ка­рова, и Семён пошёл пови­даться с Дашей. Жених и невеста расска­зы­вают друг другу о том, что случи­лось со дня разлуки. Выяс­ня­ется, что денег ни у одного, ни у другого не приба­ви­лось. Даша говорит жениху, что её барышни щедры, но только к иностранцам. У Семёна созре­вает план...
  Няне Васи­лисе жалко бары­шень, которые слышат фран­цуз­скую речь только от попугая. Няня угова­ри­вает Вель­ка­рова отме­нить запрет на фран­цуз­ский язык, но тот непре­клонен. Барышни с сожа­ле­нием вспо­ми­нают о жизни в городе: там к ним ходили учителя рисо­вания, музыки и танцев, там Фёкла и Лукерья ездили по модным лавкам, по обедам и балам, знали все город­ские слухи и сплетни. После этого дере­вен­ская жизнь пред­став­ля­ется им невы­но­симо скучной. А отец ещё и прочит им женихов из числа местных дворян: Хопрова и Танина, людей «достойных, рассу­ди­тельных, степенных и притом богатых». Но девицы уже отка­зали многим женихам; так же они соби­ра­ются посту­пить с Хопровым и Таниным.
  Слуга докла­ды­вает Вель­ка­рову, что у дверей его стоит некий француз, и притом маркиз, который идёт в Москву пешком. Госте­при­имный Вель­каров согласен принять его. Фёкла и Лукерья вне себя от радости. Они волну­ются: смогут ли встре­тить маркиза достойно. Отец разре­шает им гово­рить по-фран­цузски, ежели гость не умеет по-русски.
  Но, к вели­кому огор­чению Фёклы и Лукерьи, француз говорит по-русски. И немуд­рено: ведь это на самом деле Семён, выда­ющий себя за маркиза. Барышни ласково встре­чают мнимого фран­цуза, в беседе с ним призна­ются в отвра­щении к русскому языку и любви к фран­цуз­скому. Фёкле и Лукерье инте­ресно послу­шать о
  Франции... Однако лжемаркиз может лишь сооб­щить, что «во Франции все города вистроени на больших дорогах». Но сёстры и от этого в восторге. На вопрос о лите­ра­туре Семён отве­чает, что чтение — занятие не для знатных людей. А главное, «маркиз» хочет расска­зать, что с ним случи­лось множе­ство несча­стий: он, знатный человек, путе­ше­ствует пешком и нужда­ется в деньгах. Барышни, услышав об этом, плачут от жалости. Глядя на них, плачет и няня Васи­лиса: она вспо­ми­нает внука Егорку, кото­рого за пьян­ство в рекруты отдали.
  Вель­каров доволен, что «маркиз» умеет гово­рить по-русски. На радо­стях он присы­лает «фран­цузу» новую пару платья да двести рублей денег. Фёкла и Лукерья в ужасе при виде платья: на нём «одних галунов полпуда». Но «маркиз», как ни странно, доволен.
  Фёкла и Лукерья в восторге от «маркиза», его «благо­род­ства и чувстви­тель­ности». Они горюют о своей участи, не желая быть майор­шами или ассе­сор­шами. Одновре­менно им приходит в голову одна и та же мысль: может быть, или Фёкле, или Лукерье удастся стать «маркизшей»...
  Конторщик Сидорка хочет запи­сать в расходную книгу, что «француз» получил двести рублей. Он просит Семёна назвать своё имя. Но тот, как назло, не знает ни одного фран­цуз­ского имени. У него есть книжка про похож­дения маркиза Глаголь, и он решает назвать себя так же. Семён наде­ется полу­чить от бары­шень ещё двести рублей, и тогда уж к вечеру «сложить маркиз­ство», обвен­чаться с Дашей, распро­щаться со своим барином и сразу же ехать в Москву. Там он откроет «или цирюльну, или лавочку с пудрой, помадой и духами».
  Фёкла и Лукерья пишут письма Хопрову и Танину, где наотрез им отка­зы­вают и даже запре­щают приез­жать в гости. Няню Васи­лису они запи­рают у себя в комнате. Девицы пыта­ются заста­вить Семёна гово­рить по-фран­цузски, но он не идёт им навстречу, ссылаясь на слово, данное Вель­ка­рову. Лжемаркиз уже не знает, куда деваться от настой­чи­вости бары­шень, но тут, к счастью, появ­ля­ется няня Васи­лиса.
  Вель­каров гнева­ется на дочерей: ему удалось пере­хва­тить их письма к Хопрову и Танину. Но Фёкла и Лукерья броса­ются перед ним на колени: они призна­ются в своих надеждах, что хотя бы одна из них выйдет замуж за фран­цуза. Вель­каров обещает проучить девиц.
  Сидорка объяв­ляет, что комната для маркиза Глаголь готова. Это имя всех повер­гает в заме­ша­тель­ство. Вель­каров дога­ды­ва­ется об обмане и требует, чтобы мнимый маркиз рассказал по-фран­цузски о своих злоклю­че­ниях. Семёну ничего не оста­ётся, как только признаться в само­зван­стве. Он расска­зы­вает свою историю, говорит о любви к Даше. Вель­каров сперва гнева­ется: «Твоя спина дорого мне за это заплатит». Семён и Даша умоляют о прощении. И Вель­каров прощает Семёна за тот урок, который он преподал Фёкле и Лукерье. Он разре­шает Семёну ехать с Дашей куда угодно, да ещё и даёт им денег на дорогу.
  А дочкам своим Вель­каров обещает, что оста­нется в деревне до тех пор, пока они не бросят «все вздоры», не научатся «скром­ности, вежли­вости и кротости» и не пере­станут «морщиться от русского языка». Сёстры лишь издают горестные воскли­цания на фран­цуз­ском языке. Но няня Васи­лиса наго­тове: «Матушки-барышни, извольте кручи­ниться по-русски».

Нравится

Тридцатая школа