Борис Годунов. Пушкин А. С.

«Борис Годунов» (драматическая повесть o настоящей беде Московскому государству, o царе Борисе и о Гришке Отрепьеве») — реалистическая драма Александра Сергеевича Пушкина, созданная в 1825 году во время ссылки в Михайловское. Написана под влиянием чтения «Истории государства Российского» и посвящена периоду царствования Бориса Годунова с 1598 года по 1605 год и вторжению Лжедмитрия I.

  Автор посвящает памяти  Н. М. Карамзина
  Кремлевские палаты (1598 года, 20 февраля).                                                                                Князья Шуйский и Воротынский. Они рассуждают о том, что “народ еще повоет да поплачет,  Борис еще поморщится немного,.. И наконец по милости своей Принять венец смиренно согласится...”. Воротынский не верит, что Борис захочет стать государем. Шуйский рассказывает, как он двенадцать лет тому назад был послан в Углич расследовать убийство царевича Димитрия, все указывало на участие в нем Годунова, “...И,.возвратись, я мог единым словом.  Изобличить сокрытого злодея”. Но Годунов смотрел в глаза, “как будто правый”. И Шуйский не смог выступить против Бориса. Воротынский удивляется, неужели кровь младенца не беспокоит убийцу? Шуйский уверен:  
          Перешагнет; Борис не так-то робок!  
          Какая честь для нас, для всей Руси!  
          Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,  
          Зять палача и сам в душе палач,  
          Возьмет венец и бармы Мономаха...  
  Они решают “народ искусно волновать”, чтобы избавиться от Годунова.  
  Красная площадь. Народ  
Народ в ужасе из-за отказа Бориса вступить на трон:
          “О боже мой, кто удет нами править?
          О горе нам!”
  Духовенство призывает народ уговоритьцарицу благословить Бориса на царствование.  
Девичье поле. Новодевичий монастырь  
Народ. Собравшаяся толпа не понимает, что происходит. Боясь оплошать, люди повторяют друг за другом: стараются заплакать и падают на колени.
          Вот черни суд: ищи ж ее любви.  
          В семье моей я мнил найти отраду,  
          Я дочь мою мнил осчастливить браком —  
          Как буря, смерть уносит жениха...  
          И тут молва лукаво нарекает  
          Виновником дочернего вдовства  
          Меня, меня, несчастного отца!..  
          Кто ни умрет, я всех убийца тайный:..  
          ...все я!  
          Ах! чувствую: ничто не может нас
          Среди мирских печалей успокоить;  
          Ничто, ничто... едина разве совесть.  
          Так, здравая, она восторжествует  
          Над злобою, над темной клеветою.  
          Но если в ней единое пятно,  
          Единое, случайно завелося,  
          Тогда — беда! как язвой моровой  
          Душа сгорит, нальется сердце ядом,  
          Как молотком стучит в ушах упрек,  
          И все тошнит, и голова кружится,  
          И мальчики кровавые в глазах...  
          И рад бежать, да некуда... ужасно!  
          Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.  
Корчма на литовской границе. 
   Мисаил и Варлаам, бродяги-чернецы, Григорий Отрепьев с мирянином, хозяйка. Хозяйка угощает всех вином. Мисаил беседует с Григорием о причине грусти молодого человека, а между тем литовская граница рядом. Но Григорий уверен: “Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен”. Мисаил и Варлаам не понимают, чем так привлекательна для Григория Литва. Они сами покинули монастырь и теперь им везде хорошо. “Литва ли, Русь ли”, монахи пьют и веселятся, приглашая Григория с собой, но он отказывается и узнает у хозяйки дорогу в Литву; хозяйка уверена, что он сможет добраться до Луевых гор к вечеру, если не остановят царские заставы. Григорий испуган: кого ловят? Хозяйка слышала, что кто-то из Москвы сбежал. Она объясняет, что стражники стоят только на дорогах, а в Литву можно попасть по любой тропе, не только торной дорогой. Входят дозорные, они интересуются посетителями корчмы, хотят поживиться за счет монахов. Пристав достает царский указ о сбежавшем из Москвы Гришке Отрепьеве, он подозревает Мисаила. Григорий читает указ. Там сказано, что Отрепьев впал в ересь, сбежал к литовской границе, “царь приказал изловить и повесить”. Дается и словесный портрет Григория, а он, глядя на Варлаама, дает его описание: “А лет ему вору Гришке от роду... за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое...” Приставы готовы схватить Варлаама, но тот выхватывает у Григория бумагу и читает: “А лет е-му от-ро-ду... 20... А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой...” Приставы подступают к Григорию, он выхватывает нож, от неожиданности они расступаются, и Григорий выскакивает в окно.  
Москва. Дом Шуйского  
  Шуйский, множество гостей. Ужин. Шуйский предлагает гостям выпить последний раз за государя. Мальчик читает молитву, потом все расходятся. Оставшийся Афанасий Михайлович Пушкин сообщает хозяину о полученном от племянника из Кракова письме, в котором сказано, что убиенный в Угличе Димитрий жив:
          Кто б ни был он, спасенный ли царевич,  
          Иль некий дух во образе его,  
          Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,  
          Но только там Димитрий появился.  
Шуйский не сомневается, что это самозванец. Если народ узнает о нем, “быть грозе великой”. Бояре сговариваются пока молчать.  
Царские палаты.   
  Царевич чертит географическую карту, царевна, мамка царевны Ксения тоскует о недавно умершем женихе. Мамка утешает, что будет и другой жених. Входит Борис, он искренне жалеет дочь, интересуется занятиями сына:  
          Учись, мой сын: наука сокращает  
          Нам опыты быстротекущей жизни —  
          Когда-нибудь, и скоро, может быть,  
          Все области, которые ты ныне  
          Изобразил так хитро на бумаге,  
          Все под руку достанутся твою.
  С докладом входит Семен Годунов, он сообщает о прибывшем к Пушкину гонце из Кракова. Борис приказывает гонца перехватить, Семен уже послал своих людей. Приходит Шуйский, он рассказывает царю о появившемся в Кракове самозванце под именем царевича Димитрия. Борис приказывает перекрыть литовскую границу и спрашивает Шуйского, бывшего тринадцать лет назад в Угличе, не произошла ли тогда подмена царевича? Шуйский уверен: “Нет, государь, сомненья нет: Димитрий  Во гробе спит”. Борис понимает:
         “Так вот зачем тринадцать лет мне сряду  
          Все снилося убитое дитя!..
          Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!”  
Краков. Дом Вишневецкого  
  Самозванец и боярин Черниковский. Самозванец обещает: не пройдет и двух лет, как вслед за ним Русь признает власть католической церкви. Священник благодарит самозванца за столь приятную перспективу. Григорий призывает пришедших к нему русских беглецов и поляков идти войной на Русь. Курбский рассказывает о своем знаменитом отце, угасавшем в Больший, мечтавшем вернуться на родину; теперь сыну представилась такая возможность. Самозванец обещает беглецам:  
          Мужайтеся, безвинные страдальцы, —  
          Лишь дайте мне добраться до Москвы,  
          А там Борис расплатится во всем.  
          Все кричат:  
          В поход, в поход! Да здравствует Димитрий,  
         Да здравствует великий князь московский!  
Замок воеводы Мнишка в Самборе.  
  Ряд освещенных комнат. Музыка Вишневецкий, Мнишек. Мнишек рад, что Димитрий увлекся Мариной, “дочь моя царицей будет?” Танцуя с Димитрием, Марина назначает ему свидание. Окружающие обсуждают Димитрия и его планы.  
Ночь. Сад. Фонтан.  
  Входит Самозванец, он смущен любовью к Марине. Марина требует, чтобы он открыл ей самые заветные мысли, “чтоб об руку с тобой могла я смело, Пуститься в жизнь...” Димитрий готов отказаться от всего ради ее любви:  
          Твоя любовь... что без нее мне жизнь,..  
          В глухой степи, в землянке бедной — ты,  
          Ты заменишь мне царскую корону,  
          Твоя любовь...  
Но Марине важен титул Димитрия:  
          ...Знай: отдаю торжественно я руку  
          Наследнику московского престола,  
          Царевичу, спасенному судьбой.  
          ...Другого мне любить нельзя.  
  Он открывает Марине всю правду о себе: “...Одна любовь принудила меня, Все высказать”. Теперь же он будет свято хранить эту тайну:  
          Тень Грозного меня усыновила,  
          Димитрием из гроба нарекла,  
          Вокруг меня народы возмутила  
          И в жертву мне Бориса обрекла.  
          Царевич я. Довольно, стыдно мне  
          Пред гордою полячкой унижаться. —  
          Прощай навек. Игра войны кровавой,  
          Судьбы моей обширные заботы  
          Тоску любви, надеюсь, заглушат.  
          ...Но — может быть, ты будешь сожалеть  
          Об участи, отвергнутой тобою.  
                                Марина рада:  
          Наконец  
          Я слышу речь не мальчика, но мужа.  
          С тобою, князь, она меня мирит.  
          Безумный твой порыв я забываю  
          И вижу вновь Димитрия.  
         Очисти Кремль, садись на трон московский,  
         Тогда за мной шли брачного посла;..  
Самозванец решается: “Заутра двину рать”.  
Граница литовская (1604 года, 16 октября). 
  Князь Курбский и Самозванец, оба верхами. Полки приближаются к границе. Курбский счастлив ступить на землю предков. Самозванцу же отравляет радость осознание предательства: “...я Литву, Позвал на Русь, я в красную Москву, Кажу врагам заветную дорогу!..” Полки переходят  границу.  
Царская дума. 
  Царь, патриарх и бояре. Царь посылает Трубецкого и Басманова против Самозванца. Патриарх рассказывает Борису историю пастуха, исцеленного от слепоты святыми мощами Димитрия в Угличе. Он “тихую молитву сотворил, Глаза... прозрели...” Патриарх советует перенести святые мощи Димитрия в Кремлевский Архангельский собор, “народ увидит ясно, Тогда обман безбожного злодея,..” Шуйский возражает против этого: “Не скажут ли, что мы святыню дерзко, В делах мирских орудием творим?” Он предлагает поговорить с народом, Борис согласен.  
Равнина близ Новгорода-Северского (1604 года, 21 декабря).
  Битва. Русские войска бегут от ляхов, православные, отказываются идти войной на законного царевича. Димитрий приказывает трубить победу:  
Ударить отбой! мы победили. Довольно; щадите русскую кровь. Отбой!  
Площадь перед собором в Москве.
  Народ. Люди ждут выхода Бориса из храма, они говорят о Димитрии, как о законном царе. Приходит юродивый Николка, мальчишки его дразнят, а потом отнимают копеечку и убегают. Юродивый плачет и жалуется Борису, появившемуся из храма: Борис, Борис! Николку дети обижают... Николку маленькие дети обижают... Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.  
  Борис просит Николку помолиться за него. Николка же уверен: Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода — богородица не велит.  
Севск  
  Самозванец, беседует с русским пленным, от которого узнает, что Борис “очень был встревожен” победой Димитрия. На Москве ежедневные казни, расправы с недовольными, “тюрьмы битком набиты”. Димитрий призывает своих сторонников идти на Москву, поляки робеют.  
Лес.

  В отдалении лежит конь издыхающий. Ляхи рассказывают Самозванцу о своем поражении. А Лжедмитрий спокойно ложится и засыпает.

Нравится

Тридцатая школа